С.Н.Егоров - доклад на юбилейном заседании

20 ЛЕТ РАЗВ?Т?Я ПАРЛАМЕНТАР?ЗМА В САНКТ-ПЕТЕРБУРГЕ

Казалось бы, всем присутствующим совершенно ясно, о чем будет идти речь, а между тем каждое слово в названии доклада требует пояснения, иначе каждый может понять его по своему. Сегодня неточным является даже словосочетание «20 лет в Санкт-Петербурге», что уж говорить о таких непростых понятиях как «развитие» и «парламентаризм». Начнем разбираться с развития.
Развитие это всегда увеличение по какому-либо параметру. Например, развитие экономики это увеличение ВВП. Развитие ребенка это увеличение его веса, роста, ума… Но похоже, что не всякое увеличение мы согласимся назвать развитием. Если ребенок стал выкуривать в день не десять сигарет, а пятнадцать, увеличение налицо, вот только развитие ли это? Вряд ли такое увеличение мы согласимся назвать развитием. Видимо развитие это такое увеличение, которое нам желательно, к которому мы готовы стремиться. Получается, развитие всегда субъективно, что для одного развитие, то для другого укоренение в грехе. Получается, невозможно говорить о развитии, не говоря о том, с чьей точки зрения мы собираемся это развитие рассматривать. ?так,
Развитие это желательное с определенной точки зрения увеличение заданного параметра.
Не задав параметра развития, трудно, если не невозможно, объективно говорить о развитии или неразвитии чего-либо. А параметр нельзя задать, не определив то, о развитии чего мы собираемся говорить. Собираемся мы говорить о развитии парламентаризма. Если мы собираемся говорить именно о развитии парламентаризма, значит для нас парламентаризм – нечто безусловно позитивное. Вместе с тем, есть люди, и их не мало, для которых парламентаризм есть зло. Такие люди и определять парламентаризм, и задавать параметры парламентаризма будут не так, как мы – его сторонники. Сегодня средства массовой информации чаще дают слово противникам, а не сторонникам парламентаризма. Так что обществу хорошо известна точка зрения противников парламентаризма, рядящихся в одежды сторонников, а вот точка зрения сторонников почти не звучит. Да и вообще, слово «демократ» сегодня скорее ругательное слово. А ведь разбираясь с парламентаризмом нам не избежать размышлений о Демократии.
Парламентаризм, безусловно, к демократии имеет самое прямое отношение. Так что поговорим о демократии.
Если разные формы правления попытаться расположить закономерно в ряд, у нас получится примерно следующее:
тирания-монархия, аристократия-олигархия, полития-демократия.
Очевидно, что в этом ряду количество людей, принимающих участие в управлении государством, закономерно возрастает, причем дальше за пределы политии-демократии этот ряд продолжить нечем. Следовательно, демократия это такая форма правления, при которой количество людей, участвующих в управлении государством, максимально. Поскольку мы рассматриваем вопрос с точки зрения сторонников парламентаризма, тех, для кого парламентаризм это ценность, а не зло, сам собой напрашивается ответ:
Чем большее число людей участвует в управлении государством – тем лучше. Обычно открыто с этим тезисом никто не спорит, но это вовсе не значит, что несогласных с этим тезисом нет. К сожалению, среди власть имущих противников этого тезиса очень много. Собственно говоря, это обстоятельство и есть главная причина отсутствия демократии. Однако продолжим.
Существует две принципиально разные формы демократии: непосредственная и представительная. Представительная демократия и есть милый нашему сердцу парламентаризм.
При представительной демократии люди управляют государством не непосредственно, а через своих представителей. Мы уже договорились, что чем большее число людей участвует в управлении государством – тем лучше. При представительной демократии-парламентаризме этот тезис требует уточнения:
чем большее число людей имеет своих представителей в каждом представительном органе власти, тем лучше.
Вот и параметр для определения уровня развития парламентаризма. Казалось бы, задача решена. Ан, нет!
Предположим несбыточное – каждый из ста миллионов избирателей имеет в парламенте своего представителя. Достаточно ли этого для того, чтобы мы, сторонники парламентаризма, были удовлетворены его развитием? Если подумать – то нет.
Если самый демократичный парламент лишен возможности принимать решения, регулирующие общественную жизнь, если такие решения принимаются в другом месте, грош цена такому парламенту и такому парламентаризму!
Получается, развитие парламентаризма должно определяться сложным параметром, параметром, состоящим из совокупности двух параметров:
- доля избирателей, имеющих своего представителя в каждом представительном органе власти;
- доля вопросов, регулирующих общественную жизнь, решаемых непосредственно представительным органом власти.
Каждая часть из этого комплексного параметра одинаково важна, имеет одинаковый вес. Если перемножить эти доли, мы и получим степень развития парламентаризма в данном месте и в данное время.
Вот мы и подготовили себе возможность провести анализ развития парламентаризма в данном месте (в Санкт-Петербурге) и в данное время (за последние двадцать лет) с позиции сторонников парламентаризма. Начнем с доли решаемых парламентом вопросов, регулирующих общественную жизнь.
До 1990 года Ленсовет решал только один такой вопрос – утверждал план социально-экономического развития и бюджет. Все остальные вопросы решались в обкоме и исполкоме. После избрания Ленсовета ХХ1 созыва у парламента появилась беспрецедентная возможность решения подавляющего числа регулирующих общественную жизнь вопросов. По разным причинам депутаты сами старались передать ?сполкому Щелканова некоторую часть таких вопросов. После принятия нового закона «О краевом, областном совете и краевой, областной администрации» положение стабилизировалось на достаточно высоком уровне и было таким до самого разгона Ленсовета. Потом провал до нуля, когда все вопросы указом Ельцина были переданы на решение в администрацию. После выборов первого ЗАКСа доля вопросов оторвалась от нуля, но и уменьшилась примерно в два раза по сравнению с Ленсоветом и потом постоянно и неуклонно только уменьшалась, чему ЗАКСы со второго и поныне не сопротивляются.
Теперь о доле избирателей, имеющих своего представителя в парламенте. Во времена КПСС, когда выбирали одного из одного, трудно сказать, имела ли своих представителей хоть какая-то доля избирателей. Я ее изобразил отличной от нуля только потому, у кого-то свой представитель случайно мог и оказаться. Анализ результатов выборов 1990 года показывает, что своего представителя получил примерно каждый из трех избирателей. Для первого опыта демократических выборов это совсем не плохо. При дальнейшем совершенствовании избирательных процедур вполне можно было бы на последующих итерациях эту долю еще увеличить. Но не случилось. ?збирательный закон резко ухудшился и в первом ЗАКСе своего представителя имели уже только каждый десятый избиратель. Дальше положение только еще больше ухудшалось до одного из двенадцати – четырнадцати избирателей. Причем тенденция такова, что не позволяет надеяться на какое-либо улучшение этого параметра без революционных потрясений.
Третий график показывает комплексный результат. Какой-то отрыв от горизонтальной оси заметен только в период Ленсовета последнего созыва. В дальнейшем от оси он едва отрывается. Для нас, сторонников парламентаризма, очевидно, что качество жизни большинства прямо пропорционально количеству парламентаризма в стране. Количество парламентаризма в Санкт-Петербурге давно практически равно нулю, такое и качество жизни.
Однако во всем при желании можно разглядеть и положительное. Положительным результатом проведенного анализа, пожалуй, можно назвать только то, что возможности совершенствования парламентаризма, а, следовательно, улучшения качества жизни, у нас практически безграничны.